В тот день случился эпизод, который я запомнил на всю жизнь. Я нарушил правила, столкнувшись с уже мощным в ту пору Лапиным, и меня посадили на скамью штрафников. Я был, конечно, огорчен, мне было стыдно, что я подвел товарищей, и вдруг ко мне подошел Анатолий Владимирович Тарасов я сказал: "Молодец, что не испугался. Спасибо за мужество. Никогда никого не бойся!"
Я был обрадован, горд, восхищен. Сам знаменитый, легендарный Тарасов, несравненный маг хоккея, заметил меня, похвалил за смелость!
Для четырнадцатилетнего мальчишки, увлеченного хоккеем, похвала Тарасова была не просто высшей оценкой, но максимально возможной наградой. И вполне понятно, что его напутствие: "Никого не бойся!" - стало для меня высшим заветом: подростки особенно восприимчивы, и тем более внимательны и старательны они, если обращается к ним их кумир.
Отец терпеть не может лжи, даже в "тактических" целях. Мне врать всегда запрещалось, и потому папа рассказал моим тренерам Виталию Георгиевичу Ерфилову и Андрею Васильевичу Старовойтову, что я обманул их, что я с сорок восьмого года. Думал, меня выгонят, но меня простили, наверное, потому, что обман мой никому вреда принести не успел: за команду сорок девятого года я ни одного официального матча не провел, а за ребят сорок восьмого выступать имел полное право. Меня оставили в команде, и с тех пор я в ЦСКА. Последовательно поднимался из команды в команду - вторая, потом первая команда мальчиков, третья, вторая, первая юношей.
Медицинскую справку у меня не спрашивали, и я был рад, но боялся, что однажды моя тайна может быть раскрыта: дело в том, что я не мог в ту пору принести справку. В 1960 году я перенес ангину в тяжелой форме, болезнь дала осложнение: ревматизм сердца. Я долго был в больнице, три месяца лечился в санатории, и с того времени врачи запретили мне подвижные игры и даже школьные походы. Играя в ЦСКА, я боялся, что у меня спросят медицинскую справку. А когда ее все-таки потребовали, болезнь, видимо, сдалась. Комиссия врачей изучила дело и признала, что болезнь я переборол.